Азовская альтернатива - Страница 139


К оглавлению

139

И уж тем более никто не удивился появлению больших, по полусотне, янычарских дозоров невдалеке от города на дорогах идущих вдоль Босфора. На обоих его берегах. Они споро разбили по одному большому шатру и стали приставать к прохожим, не видели ли те чего тревожного. Для простых людей общение с янычарами при исполнении — крайне сомнительное удовольствие. Поэтому большая часть прохожих и проезжих честно отнекивалась и спокойно проходила в город. Но к вечеру начали появляться всадники с известием о замеченных в проливе подозрительных судах, причём в огромном числе. Гарнизонам крепостей в этот день было не до посылки гонцов, их самих уничтожали самым безжалостным образом. Но на тридцатикилометровой кишке Босфора немало внимательных глаз. Заметив движение большого военного флота, многие сочли своим патриотическим долгом послать гонца или отправиться самому в Стамбул с сообщением о вторжении. Кто бы мог подумать, что гонцов будут ждать?

Их вежливо просили пройти в шатёр и рассказать всё самому главному аге. Что весьма странно, так как главный ага у янычар один, а шатры, в которые приглашали для беседы с ним, стояли по разные стороны пролива. Проводив гонца, или самостоятельно решившего предупредить Стамбул об опасности подданного, в шатёр, полусотенный вскоре возвращался на свой пост. Принёсшие эту важную весть люди, все как один, оставались у раздвоившегося главного аги в гостях, никто из вестников шатёр не покидал. Никаких действий получившие известия янычары, как ни удивительно, не предпринимали. Продолжали всё также нести свою службу, отлавливая гонцов с одним и тем же известием. До ночи, когда дети шайтана добрались таки до Стамбула и начали в нём и вокруг него безобразничать, азиатский патруль выслушал тринадцать гонцов, европейский — восемнадцать. Их трупы со следами удушения и ударов по черепу обнаружили на следующий день беженцы из горящей столицы.

На роли полусотенных кастинг проходил жесточайший. Очень важно было, чтобы турки не заподозрили ничего до момента собственного убиения. Среди претендентов на эти роли были и учитель Аркадия, бывший янычар, и великолепно говоривший на татарском, турецком и арабском языках Срачкороб. Но они не прошли по недостатку волосатости на лицах. Янычары носили, ну как нынешние моджахеды, бороды. Поэтому все запорожцы отпали автоматически. Роли янычар достались донцам, большинство из которых также не имели привычки бриться. Затея удалась. Весть о вторжении казацкой эскадры так и не добралась до Стамбула. Никто из убиваемых вестников так ничего и не понял. Шатры были разделены пополам занавесью, трупы складировались вне зоны видимости от входа. Помимо гонцов в шатрах сгинуло около десятка янычар имевших несчастье путешествовать в этот день по этой дороге и поинтересоваться: «Чей бунчук стоит в дозоре?» Любопытство погубило не только кошку из английской пословицы.

Атака на Стамбул началась со взятия трёх его крепостей. Перекрывавших Босфор от атак с севера Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар расположенной прямо в городе Едикуле.

Сначала вырезали гарнизоны крепостей в проливе, атаковав их оттуда, откуда нападения не ждали: с суши. Спокойно дремавшие на стенах янычары — в городе осталась далеко не лучшая часть корпуса капыкуллу — поднять тревогу попросту не успели. Уж очень скоропостижно скончались, причём, почти одновременно, несмотря на разделявшее крепости расстояние. Наручных или, хотя бы карманных часов тогда у казаков, как и во всём остальном мире, не было, однако атака началась синхронно. По запущенным, одна за другой, шутихам фейерверка. Это китайское по происхождению баловство получило огромную популярность и в Европе. Никого она не встревожила, не послужила поводом насторожиться. Пластунам удалось снять часовых и открыть ворота обеих, после чего они были обречены. Ожесточённое сопротивление внутри крепостей дало янычарам и топчи возможность прихватить на тот свет немало врагов. Но защитить город они не смогли.

Взять так Еникале было нереально, крепость располагалась в пределах города. Именно эта крепость была для Османов аналогом французской Бастилии, султан содержал в ней почётных и важных пленников. Но охраняли её ничуть не лучше, стражу пластуны сняли без труда. А шум боя проснувшихся янычар с ворвавшимися в открытые ворота казаками уже ни кого не мог разбудить. Выстрелы и звуки боя доносились из многих частей города. Другие пластунские сотни захватили несколько участков защищавшей Стамбул со стороны моря стены невдалеке от султанского дворца. Именно в башне этой стены, прикрывавшей дворец султана, раздался первый в эту ночь выстрел. Потом ещё один, в другой башне раздались тревожные крики… Беспокойный для города день, сменился страшной ночью.

Поначалу главные события развернулись не на суше, а в бухте Золотой Рог и портах Стамбула со стороны Мраморного моря. Именно неожиданную вражескую атаку с севера и должны были предотвратить воины в специально для того построенных Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар. Но воины этих крепостей к этому моменту помочь никому не могли, так как бесславно погибли под саблями. Между тем османские и магрибские корабли стояли почти без экипажей, весело отдыхавших на берегу перед походом на казаков. Почему-то визита сыновей шайтана в эту ночь никто не ждал. Ох, сколько же людей, которым повезло пережить эту ночь, потом будут утверждать, что они чувствовали, они ведь говорили…

Османские суда стояли на якорях совершенно не готовые к бою, из-за отсутствия команд, разве что на галерах сидели прикованные к вёслам рабы, да и то не в полном комплекте. Зато прибывшие в этот день суда с «рабами» были переполнены. И там уже никто не пытался разыгрывать спектакли, они стали захватывать военные и торговые суда, не встречая серьёзного сопротивления. Кстати, освобождать всех галерников, как раньше, сразу после захвата вражеских галер, не стали, наученные горьким опытом. Уничтожив остававшихся на борту осман, абордажники производили перекличку среди галерников. Казаков и стрельцов расковывали сразу, остальным обещали свободу сразу после битвы. Пытавшимся качать права с околовёсельной скамьи (нашлись и такие) охладили излишний темперамент батогом, предназначенным для стимуляции к старательной гребле.

139